Уезжать – так с музыкой
Щёлкните на фотографию чтобы почитать журнал « Город 812 » 23ий номер 2014 года.
Сама статья находится на странице 37
Журнал Город 812 2014 год Н-р 23
ИНТЕРЕСЫ Город (812) № 23 7 июля 2014
Кирилл Терр, музыкант, вице-президент Русской общины во Франции, и его жена Наталья Паллин, актриса Молодежного театра на Фонтанке, живут в двух странах сразу. Перед отъездом в Париж они отыграли концерт в составе группы «Ноvая Аvстралия», и Кирилл ТЕРР рассказал «Городу 812», как живется русским эмигрантам за границей.
Современные разговоры
Как в Париже-то оказались?
– Вообще я родом из Минска. В СССР у меня была своя группа, мы много гастролировали, наши клипы показывали по телевидению. Но в какой-то момент старый мир стал рушиться прямо на глазах, а в новом мире все смешалось – и бизнес, и творчество,и криминал – в единое рагу, где все и варилось. У меня просто нервы не выдержали, я уехал.
– Так это было просто тогда – уехать?
– Изначально, в 1991 году, я приехал во Францию на фестиваль «Монпелье».
Приехал один и собрал там музыкантов.
Мы отыграли, и я решил остаться. У меня сразу появилась идея создать группу, но не сразу получилось. В СССР у меня все было, а там – ничего. Непонятно было, чем заниматься. Приходилось работать в ресторане, за стойкой бара,в магазине продавать мебель. Потом я все-таки организовал там группу – из русских и французов – и стал заниматься тем, чем занимался здесь.
Мы стали играть концерты, у нас были спонсоры, вышло два альбома на кассетах. Но потом стало очевидно, что мир меняется и за счет музыки прожить невозможно. Я понял, что живя во Франции, я должен проводить глобальную линию русской культуры.
Еще с Алексеем Львовичем Хвостенко и с Митей Шагиным мы создали творческую лабораторию, записали много альбомов, они были изданы в России – так называемая «Митьковская серия». У Хвоста был клуб, где собирались художники, там он ставил свои пьесы. Это было очень интересное время. Я вышел оттуда окрепшим и решил, что могу и сам что-то придумать.
Вместе с директором театра «Аталант» Аланом-Алексисом Барсаком мы сделали фестиваль театра и музыки в Париже, теперь проводим его ежегодно уже 9 лет. С 2007 года мы провели в Париже пять фестивалей кино «Русская весна».
Шестой фестиваль состоялся в Бретани, городе Кемперле, где, кстати, моя жена Наталья Паллин получила приз зрительских симпатий за главную роль в фильме «Капкан». Есть еще фестиваль «Русский космос».
– Кто вообще во Францию переезжает из России, это какие люди?
– Сейчас из России мало кто приезжает, чтобы остаться. Нет такого потока, какой был в 90-х. Россияне любят приезжать отдыхать, учиться и так далее. Насовсем остаются обычно девушки-студентки, потому что за время учебы привыкают к стране, она им нравится. Приезжают из разных городов в большой Париж, привыкают к его ритму, культуре. И им трудно вернуться после этого – дома уже будет некомфортно.
Приезжают также девушки, которые выходят замуж за французов. Увы,большинство браков неудачны – по статистике, 83% их заканчиваются разводами, в основном когда мужчина француз и русская женщина. Хотя бывает и наоборот. Это печально, потому что несмотря на развод половина женщин остаются во Франции и не очень хорошо себя чувствуют (не только в материальном смысле).
Есть еще бизнесмены, которые приезжают на юг жить. Это вообще другая каста людей – каста прагматиков. На Лазурном берегу, куда они и едут, население разделилось на две части: на прибывших и тех, кто их обслуживает.
Эти прибывшие считают, что за деньги они могут себе купить кусок жизни во Франции – землю, виллу, – и начинают себя вести как хозяева. Простым французам это не нравится, но нравится тем,кто на приезжих работает: советникам,адвокатам, агентствам по недвижимости и так далее.
Эти люди создают совсем другой имидж России, не всегда хороший.
Прохоров в свое время там отличился – ему до сих пор французы это припоминают. На севере – в Нормандии, Бургундии, Бретани – таких людей почти нет. На Север едут работать и учиться.
Люди, приехавшие в Париж, с трепетом относятся к Франции. А на юге все ориентировано на потребление. Обычно,когда говорят о Франции, выделяют пять волн русской эмиграции.
– Это какие?
– Первая – 1917 год. На Корсике сегодня всем рассказывают, как 4 тысячи русских офицеров остались там жить.
В то время и в Париже осело около 300 тысяч русских офицеров. Вторая волна – люди, которые побоялись или не смогли вернуться после 1945 года.
Люди, которые воевали бок о бок с французами во время Второй мировой,предпочли остаться во Франции.
Третья волна – диссиденты. Они критиковали СССР, уехали оттуда во Францию, им дали квартиры, пособия – все! И теперь они ругают французское правительство и Россию. А нас – эмиграцию четвертой волны – называют колбасной эмиграцией! И это совершенно несправедливо. Мы приехали совсем не потому, что есть было нечего: наоборот, мы в СССР жили лучше. Никому не давали квартир за то,что ты ругаешь СССР. Были и экономические беженцы, но не из России – из Молдавии, Украины, Белоруссии, они зарабатывали во Франции деньги, отправляли семьям.
– А из России почему тогда бежали?
– Тем, кто ехал из России, просто надоел хаос. Мы все были воспитаны в СССР – и вдруг на глазах все базисные понятия потерпели крах. Пришел Горбачев – закон о кооперации: с завтрашнего дня все могут быть бизнесменами.
И все бегут в магазины, скупают все,снимают ларек и продают там в три раза дороже. К вечеру у такого предпринимателя в руках пачка денег. Все хотели легких денег: купил – за углом продал. А потом – бандитские 90-е как следствие. Ничего делать не надо. Так и посадили производство.
Я столкнулся с этим сам – пришел как-то к своему другу в Москве, приехав из Минска, привез ему партию дезодорантов из Белоруссии: «Поставь на реализацию». Я вообще-то таким не занимался, но тогда мне очень нужны были деньги. Он взял – и сразу отдал мне в два раза больше, чем они стоили.
А сам поставил на продажу в три раза дороже, чем я купил.
И как-то я захожу к нему, приходит бабушка – внуку дезодорант купить.
И все остатки своей пенсии за этот дезодорант отдает. Я не выдержал и подарил ей второй. И что-то внутри будто переключилось. Я решил, что не вернусь, пока все это не закончится. В России только сейчас начали от этого оправляться.
– А пятая эмиграция – это тогда кто?
– Это продолжение четвертой волны – вынужденные эмигранты, которые переехали с мамами в возрасте 7-8 лет. Многие по 10-12 лет не были в России, но очень любят ее. Это ребята-романтики, они с детства живут во Франции, но помнят о России, и для них все русское очень близко к сердцу.
У них сложился патриотический образ вечной России, такой, которая есть в литературе. Они интегрированы во французскую жизнь, свободно говорят на языке, но зная о своих российских корнях, начинают очень критично относиться к французам.
– Но в желание вернуться в Россию это не выливается.
– Выливается, но это желание не основано на реальных представлениях о России. Многие приезжают в Россию периодически – но это не то же самое,что жить здесь. В России тоже трудно интегрироваться.
– Значит, вы не пожалели, что уехали из России?
– Ни разу не пожалел. Для меня неясно, что могло бы быть со мной в 90-е в России. Музыка, криминал, бизнес – все переплелось. Когда я уехал, мои музыканты попали в одну неприятную ситуацию. У меня были разные составы групп, и это случилось с теми, кто был в Питере. Они заняли денег под проценты, чтобы купить инструменты.
Успешным образом начали отбивать эти деньги, им осталось вернуть проценты – и после одного из концертов они забыли в такси клавиши, бас, гитару. Поняли, что просто не расплатятся,и сбежали: один в Израиль, а потом в Испанию, другой на Аляску, а третий в Канаду.
Так что я не жалею – мне нравится жить во Франции. При этом я во Франции существую за счет России – почти все мои проекты связаны с ней. И помощь на проекты часто приходит из России. Так что во Франции я в первую очередь представитель России. А в России – представитель Франции.
– Нынешняя Россия вам нравится?
– Жизнь в России сейчас размеренная, спокойная, как в Европе. А тогда это был какой-то рок-н-ролл, сплошное безумие. Это можно сравнить с временами Doors – ведь у нас рок-н-ролл случился с опозданием на 20 лет. У них был Вудсток в 69-м, а у нас в 89-м был фестиваль «Рок против наркотиков» в Москве.
И когда ты после всего этого приезжаешь во Францию, ты попадаешь совсем в другое время. У них это все 20 лет назад закончилось. Многие эмигранты этого не выдерживали – им не хватало напряжения, какое было в СССР, когда казалось: вот-вот – и ты взлетишь. Вот у «Агаты Кристи» это получилось, они попали в струю времени. Помню, мы пересекались на фестивале в 1989 году.
Их знали уже тогда, но они были группой третьей линии (Цой, БГ, Макаревич были в первой). Они назанимали денег,еле сводили концы с концами… А потом записали альбом «Опиум», и из каждой машины зазвучала эта музыка.
– А почему ваша музыка не попала в струю?
– Их музыка с несколько черным отливом. А наша – достаточно светлая.
Может быть, если бы мы начали раньше, она бы прозвучала. А может быть,для нашей музыки только теперь настает время. Если бы ритму моей души больше соответствовала музыка «Агаты Кристи», я бы, наверное, остался здесь, в России.
– Вот приехали вы во Францию, но там где-то жить надо. И вид на жительство какой-то получить…
– Я приехал на фестиваль «Монпелье» по приглашению своего приятеляфранцуза – мы выступали на банкете у Ельцина Бориса Николаевича (там были, правда, Добрынин, «Куликово поле» и все такое, мы не очень вписывались). Я приехал к нему и попал в огромный шикарный дом с прислугой! Там и жил. Потом поехал в Париж, у меня было рекомендательное письмо к одному профессору – он иранец, но говорит на шести языках. Я пришел к нему с письмом, он предложил переночевать у них. Я остался и прожил там три недели. Потом нашли студенческое общежитие, мы делили комнату с художником из Узбекистана.
Потом мой знакомый адвокат сказал: у тебя есть возможность остаться не по политической линии, а по юридическому статусу – это уникальная возможность. Ты армянин, у тебя советский паспорт, выданный в Белоруссии, у тебя нет ни русского, ни белорусского, ни армянского гражданства. Тебе нужно собрать бумаги об отсутствии гражданства со всех консульств, и я тебе смогу пробить юридический статус. Я собрал эти бумаги и получил статус резидента без гражданства, который дается Францией пожизненно. У меня появился французский паспорт, только в графе «национальность» написано: «резидент». У меня те же права, что и у французов, только я не могу участвовать в президентских выборах. При желании теперь я могу сменить статус резидента на статус гражданина. Я займусь этим, но это большая бюрократическая волокита.
– Долго оформляли статус резидента?
– Два года. Если говорить о бизнесе,то я получил право на заключение официальных контрактов. До этого, когда я работал музыкантом с французами,платили одному из французов, а потом Уезжать – так с музыкой кому во Франции хорошо, а в России лучше делили на всех. Потом я стал полноправным почти гражданином, создал ассоциацию, она занимается организацией концертов и фестивалей. Помимо этого, я еще вице-президент Русской общины Франции. Это очень удобная форма, так как во Франции очень тяжело заниматься коммерцией, любое коммерческое предприятие облагается огромным налогом. Для артистов форма ассоциации – самая удобная.
– И что это за Русская община?
– Она существует с 2005 года, с 2008 года я ее вице-президент. В ней состоит от 5 до 7 тысяч членов. Эта община – часть Союза русских общин Европы.
Мы выпускаем издание «Русская душа в Париже», а раньше выходила газета «Русская мысль». Организуем КВН, фестиваль «Русское слово», Новый год…
– И откуда берете деньги на все это?
– Знаете, во Франции особая ситуация. В Лондоне, например, как рассказывают коллеги, русской общине сразу дали стартовые деньги, как только они организовались. А впоследствии люди, которые были в общине, платили членский взнос по 10 фунтов в год.
Во Франции невозможно попросить у членов общины 10 евро в год, это не принято, будет неправильно расценено, у людей другая ментальность. Поэтому приходится делать заявки в частные фонды, частным спонсорам, чтобы что-то провести. Это очень усложняет процесс. Например, когда мы выпускали последний номер, у нас был договор с издательством, но в последний момент часть спонсоров отказалась. Тираж 5 тысяч пришлось издавать в долг.
– В общину эмигранты зачем вступают? Это чем-то может помочь?
– Как правило, люди, приезжающие в страну, не сразу вступают в общину,а лишь тогда, когда все устаканилось и уже не болит голова о том, где жить,что есть, куда бежать. Когда они готовы душой отдохнуть, пойти куда-то, тогда они вступают в общину.
– Жизнь во Франции сильно отличается от жизни в России?
– По сути Франция – это страна сложившегося социализма. Французы любят пожаловаться, что они живут плохо, но на самом деле это не так. То,что для русского человека часто является предметом шика, для них обычное дело. Например, для француза пойти в ресторан – это не событие. Так же, как купить хорошего вина или зайти в магазин по дороге с работы и полностью поменять себе гардероб. Чтобы пригласить друзей на ужин, можно накануне зайти в ресторан, купить там вкусные блюда, закинуть все домой в холодильник, переодеться в новую одежду и тут же идти в бар с подругой. «Вы не понимаете, от чего вы свободны», – говорю я им. И так даже в маленьких городах.
Если у нас в городе, где 60 тысяч населения, ничего нет, кроме маленького ресторана, то у них там есть все: шикарные магазины, рестораны, клубы.
Может быть, не хватает культурных мероприятий, но хотя бы есть куда пойти.
Это настолько доступно, что они не подозревают, что может быть подругому. Им очень нравится в России общаться с русскими, но они не знают трудностей, с которыми сталкиваются русские люди. Не знают, что русским нужно приложить гораздо больше усилий, чтобы быть в форме и достойно себя представлять.
Со мной была такая история. Захожу как-то в кафе на Монмартре: стоит бабуля лет под 80, пьет кир и ругает президентов – и бывшего, Саркози, и Олланда. Все ей не так. Я подхожу к ней побеседовать. Из разговора выясняю, что она живет на Монмартре,у нее есть квартира, есть пенсия, накоплены семейные деньги. Она запросто может на себя тратить 3 тысячи евро в месяц. Я говорю: «Мадам, вы вот ругаетесь на свое государство. Но если б вы поехали в Уфу или Челябинск и попробовали там на 100-200 долларов в месяц одну зиму провести, вы бы поняли, как хорошо живете. Я понимаю,что вы, может быть, знали времена и лучше, но все познается в сравнении».
Она очень удивилась – никогда об этом не задумывалась.
– Современная Россия ближе к Европе, чем к СССР?
– Как ни странно, почти наоборот.
Мы часто ругаем 80-е, говоря: того не было, сего. Но атмосфера именно тогда была похожа чем-то на европейскую. Например, во время путешествий. Помню, в 1984 году мы с родителями поехали из Минска в Питер, потом поехали в Прибалтику открытые границы! – везде жили в гостиницах, ели в ресторанах, и это не казалось дорогим удовольствием.
Было очень здорово, ты чувствовал,что живешь в одной большой стране,как бы разделенной на штаты с разными культурами. Идея была хорошая – и европейцы ее отчасти заимствовали.
Единственный минус – они сделали единую валюту для всех стран и очень сильно просадили уровень жизни во Франции и Германии. Насколько я знаю, во Франции при переходе с франков на евро уровень жизни упал в 2-3 раза, так как цены подскочили очень быстро. В России сейчас идет возврат к советской идее через Евразийский союз.
Но вообще надеюсь, что когда-нибудь Европа и, возможно, Азия, станут единым большим домом.
Анастасия Дмитриева